Уеду жить в Мордор
Мы получили шесть отличных текстов, и теперь пришло время голосования!
Выберите три текста, которые, по вашему мнению, лучшие, и расположите их в следующем порядке: от первого места к третьему. Также выберите еще один текст, который номинируете на специальную категорию (лучшая интерпретация задания). Желательно, чтобы один и тот же текст не был номинирован на призовое место и специальную категорию.
За себя не голосуем, не подбиваем других голосовать за вас - кому нужна такая победа?)
Форма голосования:
10, 7, 13
5
Также помните, что фикрайтер - личность творческая и очень ранимая, не можете сказать ничего хорошего - лучше промолчите.
Текст 1
Конрад/Юури,
Написано на песню
— Эй, — говорит Юури, придерживая Конрада за запястье — тот, по обыкновению, намеревается сбежать в душ. Все еще не готов поверить, что имеет право остаться, а Юури не умеет убедить, — а ведь все это когда-нибудь закончится.
Он чувствует, как рука Конрада напрягается под его рукой. Что закончится, хочет спросить Конрад, но слова, как обычно, не срываются с его губ. Те, самые важные слова.
С ним только так — говори первым, или не будешь услышан, или он изнасилует тебя своей непрошенной, нежеланной нежностью-обходительностью, за которой таится легкая насмешка, и еще разведет недоуменно руками — как, ты чем-то недоволен, Юу-у-ури?
— Я о том, — Юури пытается притянуть Конрада ближе к кровати — о, какое счастье, когда есть кровать, после той пещеры у незакаленного Юури ломило все тело, а Конрад сохранял каменное выражение лица, будто он тут был ни при чем, — что когда-нибудь ты постареешь, и у тебя не будет вставать. А я к тому времени вообще успею сто раз умереть от старости. Это для тебя достаточно веская причина?
«Достаточно, чтобы не сбегать сразу же, с такой деловитостью, будто мы с тобой не любовью занимались, а пьесу на две роли разыгрывали?
Конец представления, опустим занавес — у тебя так много дел, Конрад?»
— Цени мгновение, пока оно прекрасно, — наставительно говорит Юури. Может, когда-то он слышал эту фразу в аниме. Может, еще где — в ней нет ничего особенного, и, наверное, именно поэтому рука Конрада расслабляется. Сейчас он будет хихикать, обреченно думает Юури. Так только девицы на выданье хихикают. Конрад небось у Йозака научился.
Вместо жеманных смешков Конрад ограничивается тем, что нацепляет маску подросткового психолога. Он, похоже, до сих пор не верит, что Юури вырос. А может, не хочет верить, слепо следуя устаревшей матрице поведения, не замечая, что эффективные когда-то методы в общении с Юури теперь прочитываются повзрослевшим мао на раз-два.
— Не бойся смерти, Юури, — мягко говорит Конрад. — Я всегда буду с тобой.
Ну вот, опять. Это хуже всего — тень. Призрак прошлого; «О ней не будем говорить, а, Конрад? Вы – как Ромео и Джульетта, как Инь и Янь, и она, наверное, подходила тебе лучше, но кто станет спрашивать об этом? Я — не спрошу, как и о том, откуда у тебя привычка уходить сразу, будто здесь тебя могут застать и устроить скандал, — смешно, все уже знают, и ты знаешь, что они знают, но не сбежать не можешь, храбрый защитник, идеальный воин, как же ты боишься открыться. Даже мне, даже сейчас — боишься; а ведь ты знаешь, что я не оттолкну, что я тебе верю.
Поэтому ты причиняешь мне самую сильную боль».
— Эй, — говорит Юури, — ты не понял. Мы… не особенные.
«Мы не обязаны корчить из себя идеал, неподвластный времени. Мы можем просто быть вместе, как сорок тысяч влюбленных до нас и после».
— Нам не нужно ждать вечности, — Юури уже сам не знает, кого убеждает, Конрада или себя, — мы можем жить настоящим. Поэтому, — внезапный рывок приносит свои плоды — Конрад теряет равновесие, — зря ты так торопишься.
Конраду полагается осторожно отбиваться (как-то раз во время боя подушками он, увлекшись, чуть не придушил Юури и потом винил себя так, что, родись он японцем, наверняка попытался бы совершить сэппуку), с изумлением повторяя свое: «Юу-у-ури»; вместо этого он молча обнимает Юури, и да, с ним не страшно умереть, так — не страшно умереть, теперь — не страшно.
Юури знает, что только у него есть оружие против того, чего боится Конрад.
Юури знает, что только Конрад может прогнать его страхи.
Текст 2
Конрад/Юури,
Написано на тему
Юури искренне не видел ничего плохого в том, что в 16 лет у него появилась подружка: симпатичная девушка из класса. Оба не воспринимали друг друга всерьез, оба испытали облегчение, когда начали встречаться – оттого, что теперь с полным правом могли называться нормальными и не чувствовать себя неполноценными от шуток сверстников. При встречах сердца обоих бились ровно – они, скорее, были неплохими друзьями, чем возлюбленными, и если бы сегодня им пришлось расстаться навсегда, они попрощались бы с теплой улыбкой и благодарностью.
Конрад искренне не видел ничего дурного в том, что иногда спит с Йозаком – когда после заданий тот отдыхает в Замке-на-Крови. Они оба не считали это чем-то серьезным, оба нашли периодический секс неплохой идеей сбросить напряжение и получить свою скромную долю радости в их непростых жизнях. При встречах ни у одного из них не кружилась голова и не пело сердце, и если бы тот же Йозак встретил кого-то постоянного, они вновь стали бы «просто друзьями», без всяких дополнительных приятностей.
Ни Юури, ни Конрад не считали себя изменщиками, хотя Вольфрам, даже несмотря на то, что они с Юури не были настоящей парой, бушевал бы, точно ураган, доведись ему узнать о земной подружке, а Шери, узнав о ночных встречах Конрада с Йозаком, немедленно бросилась бы устраивать их свадьбу. Сам Конрад, узнав о подружке, только улыбнулся и попросил как-нибудь принести ее фото, а Юури, из разговора служанок узнав о Йозаке, подловил разведчика в коридоре и, краснея, шепнул «Спасибо. За… ну, за Конрада».
Потому что и держание за руку подружки, и вколачивание в постель Йозака – то, что кто другой посчитал бы безоговорочной изменой – не имело ничего общего с глубокой верностью сердца. Глубокой настолько, что причиняла боль, но была единственной, что имело значение. И Юури, поворачивая голову в кинотеатре, машинально пытался начать фразу с другого имени, а Конрад, забываясь в удовольствии, неслышно выдыхал отнюдь не имя того, с кем делил постель. Возможно, они оба дали слабину, поддавшись соблазну получить хотя бы эрзац того, о чем мечталось – но не так и не с теми, но так было… легче. Легче переносить разлуку, легче не думать о том, что тот, кого любишь по-настоящему, грустит, преодолевает беды и радуется мелким победам где-то далеко-далеко от тебя. И только вера в то, что когда-нибудь будет иначе, помогала им ждать и терпеть – годами, считая немногие дни вместе и мучительно ожидая следующего призываю Юури в Шин-Макоку.
И поэтому неуверенный поцелуй одноклассницы и крепкое объятие Йозака после секса, действительно, были чем-то совершенно неважным.
Текст 3
Юури/Вольфрам,
Написано на тему
Когда Юури в первый раз прицепил к школьному пиджаку брошку в виде крыльев, подаренную Вольфраму, его всего лишь высмеяли за девчачье украшение. Юури морщился и терпел.
Когда Юури пришел с фотографией Вольфрама на заставке телефона, одноклассники ему объявили бойкот, а соседка по ряду демонстративно отсела, бросив на прощание «Педик!». Юури морщился и опять же терпел.
Когда Юури пришел с кольцом на пальце, даже не пытаясь скрывать, что выгравированное имя принадлежит не девушке, его подкараулили после школы и донесли, насколько японская молодежь нетолерантна к секс-меньшинствам. Юури потом морщился с неделю при каждом движении и все-таки, опять же, терпел. Даже в мыслях не допуская возможность снять брошку, сменить фотографию или хотя бы спрятать кольцо в карман.
Потому что хранил верность своему парню, пусть и отсутствующему в его обычной жизни, даже в мелочах.
Текст 4
Шин-О/Дайкендзя,
Написано на арт
Длинные черные волосы, удивленно распахнутые глаза.
— Что ты тут делаешь? — негромким, чуть охрипшим после сна голосом.
— Смотрю на тебя.
— Ты… — попытался встать, нашел рукой чужой плащ, опустился обратно, — отлыниваешь.
Так мягко, что даже на упрек не похоже.
— Ты тоже.
— Мне можно. Я не лидер, за мной не идут… без меня обойдутся.
— Я не обойдусь.
Промолчал. Только взгляд. Неотрывный.
Он мог быть разным, стратег. Иногда — покровительственно-нежным, иногда – смущенным вплоть до лихорадочного румянца.
Каким бы он ни был, на него хотелось смотреть. Подглядывать его сны, подслушивать мысли, встречаться с ним взглядом и видеть в этом взгляде отражения прошедших дней: все уже было, подаренные цветы, зной страсти, похожей на полыхающий посреди зеленого леса яркий тропический цветов, и нежные предутренние объятия.
Все было, но не прошло. Здесь, сейчас — так же. Не проходит. Не изменяется. Это упоительно и в чем-то странно — как болезнь.
И генерал, которого позже назовут Истинным Королем, даже знал, в чем дело.
Это называется «любовь».
Текст 5
Гвендаль/Гюнтер,
Написано на арт
И опять письма, документы, отчеты. Бесконечные. Бесчеловечные. И безмазоковские тоже — обе половины Юури вопят в голос, требуя отдыха. А у Гвендаля и Гюнтера еще хватает терпения о чем-то увлеченно спорить. Ну какая разница, должна быть лишняя завитушка в том договоре или нет, можно подумать, это бедами какими-то грозит…
Дверь в кабинет тихо отворяется. Вольфрам, стоящий за ней, прижимает палец к губам; его жест в точности повторяет обнаружившаяся рядом Грета.
В этот момент Юури рад им больше, чем когда-либо. Стараясь не шуметь, он на цыпочках крадется к двери и выскальзывает из кабинета.
Стоит двери за Юури закрыться, как жаркий спор в кабинете прекращается будто по команде. Гвендаль, прислушиваясь к удаляющимся шагам, удовлетворенно кивает и вроде бы даже улыбается. Потом скользящей поступью приближается к двери и закрывает ее на ключ.
Гюнтер, сообразив, к чему идет, собирается уже прижать руку ко лбу и прочитать Гвендалю лекцию в духе: «мы же не подростки в пубертатный период», но, вот незадача, в некотором смысле Гвендаль именно такой, а если говорить о его пристрастии к вязаным зверям, то еще младше.
Единственный взгляд Гвендаля пресекает наклевывающуюся лекцию в зародыше. Гюнтер невольно пятится, разумеется, тут же наступает на подол своего неуместно длинного одеяния и падает назад, в попытке удержать равновесие беспорядочно размахивая руками.
Но даже сомнительного удовольствия упасть по собственной неосторожности Гвендаль ему не предоставляет. Поддерживает — не как девушку, как оступившегося боевого товарища, и сейчас все будет быстро, не без изысканности, но и не без грубости, какая жалость, что в свое время Гюнтер избегал применять к Гвендалю телесные наказания. Может, тогда ситуаций вроде этой в дальнейшем бы не возникло. Подумать только — в кабинете…
— Только не на столе, — обреченно вздохнув, предупреждает Гюнтер. Гвендаль кивает; эта его внешняя сдержанность — опасный признак, и, хотя винить в трудоголизме, на почве которого Гвендаль уже пятый день не может вылезти из кабинета и добрести до супружеской спальни, можно только его самого, расплачиваться, по обыкновению, придется Гюнтеру.
«И почему я только согласился на этот брак», — мысленно сокрушается Гюнтер.
Впрочем, он очень быстро вспоминает, почему.
Текст 6
Шин-О/Мурата,
Написано на тему
Время от времени Шин-О задавал дурацкие вопросы. Или шутил — не менее идиотским образом.
— Скажи, ты ведь хранишь мне верность? — поинтересовался Шин-О, сидя на парапете.
За четыре тысячи лет эта особенность его характера не претерпела ни малейших изменений.
— Тебя столкнуть? — не оборачиваясь, предложил Мурата.
Шин-О надулся и на время замолчал. К сожалению, надолго его не хватило.
— Тебя окружают потрясающие девушки, а ты, вместо того, чтобы любоваться с ними на звезды, приходишь по ночам на крышу моего храма… Разве это не говорит о том, как прочна наша связь?
— С девушками общаться можно и днем, — пробормотал Мурата, продолжая настраивать телескоп. — Здесь бы они отвлекали…
— Я, значит, тебя не отвлекаю? — подхватился Шин-О.
— К сожалению, я пока не придумал, как от тебя избавиться, — отпарировал Мурата.
— Тогда почему ты приходишь именно в мой храм? Это далеко не самое высокое здание в округе.
— Здесь особенная аура… Слушай, будь другом, помолчи. Ты меня и правда отвлекаешь.
Шин-О послушался, продолжая ерзать на своем парапете. Какое-то время на крыше царила блаженная тишина, и Мурата даже успел позабыть о собеседнике, когда Шин-О напомнил о себе очередным глупым вопросом:
— Тебя радует то, что я остался тебе верен?
— В каком смысле, — проворчал Мурата.
— Ну, я же не перерождался. У меня не было шанса прожить множество других жизней и… встретить… множество других мазоку, — выкрутился Шин-О.
Мурата оторвался от телескопа, повернулся к Шин-О, поправил очки и глубоко вздохнул.
— Тебе никогда не приходило в голову, почему, «повстречав» не такое уж малое количество народу, я опять провожу ночи с тобой?
— Прово… — Шин-О осекся и просиял, распахивая объятия. — Это значит…
— Это значит, — Мурата уклонился от объятий и наставительно поднял палец к небу, — что наука превыше всего. Девушки, может, никуда и не денутся, а вот звезды — очень даже!
— И когда ты откажешься от этого принципа? — промахнувшийся мимо Мураты Шин-О выглядел по-настоящему несчастным.
— Не в этой жизни, — Мурата решительно покачал головой. — Я верен своим принципам.
Выберите три текста, которые, по вашему мнению, лучшие, и расположите их в следующем порядке: от первого места к третьему. Также выберите еще один текст, который номинируете на специальную категорию (лучшая интерпретация задания). Желательно, чтобы один и тот же текст не был номинирован на призовое место и специальную категорию.
За себя не голосуем, не подбиваем других голосовать за вас - кому нужна такая победа?)
Форма голосования:
10, 7, 13
5
Также помните, что фикрайтер - личность творческая и очень ранимая, не можете сказать ничего хорошего - лучше промолчите.
Конрад/Юури,
Написано на песню
— Эй, — говорит Юури, придерживая Конрада за запястье — тот, по обыкновению, намеревается сбежать в душ. Все еще не готов поверить, что имеет право остаться, а Юури не умеет убедить, — а ведь все это когда-нибудь закончится.
Он чувствует, как рука Конрада напрягается под его рукой. Что закончится, хочет спросить Конрад, но слова, как обычно, не срываются с его губ. Те, самые важные слова.
С ним только так — говори первым, или не будешь услышан, или он изнасилует тебя своей непрошенной, нежеланной нежностью-обходительностью, за которой таится легкая насмешка, и еще разведет недоуменно руками — как, ты чем-то недоволен, Юу-у-ури?
— Я о том, — Юури пытается притянуть Конрада ближе к кровати — о, какое счастье, когда есть кровать, после той пещеры у незакаленного Юури ломило все тело, а Конрад сохранял каменное выражение лица, будто он тут был ни при чем, — что когда-нибудь ты постареешь, и у тебя не будет вставать. А я к тому времени вообще успею сто раз умереть от старости. Это для тебя достаточно веская причина?
«Достаточно, чтобы не сбегать сразу же, с такой деловитостью, будто мы с тобой не любовью занимались, а пьесу на две роли разыгрывали?
Конец представления, опустим занавес — у тебя так много дел, Конрад?»
— Цени мгновение, пока оно прекрасно, — наставительно говорит Юури. Может, когда-то он слышал эту фразу в аниме. Может, еще где — в ней нет ничего особенного, и, наверное, именно поэтому рука Конрада расслабляется. Сейчас он будет хихикать, обреченно думает Юури. Так только девицы на выданье хихикают. Конрад небось у Йозака научился.
Вместо жеманных смешков Конрад ограничивается тем, что нацепляет маску подросткового психолога. Он, похоже, до сих пор не верит, что Юури вырос. А может, не хочет верить, слепо следуя устаревшей матрице поведения, не замечая, что эффективные когда-то методы в общении с Юури теперь прочитываются повзрослевшим мао на раз-два.
— Не бойся смерти, Юури, — мягко говорит Конрад. — Я всегда буду с тобой.
Ну вот, опять. Это хуже всего — тень. Призрак прошлого; «О ней не будем говорить, а, Конрад? Вы – как Ромео и Джульетта, как Инь и Янь, и она, наверное, подходила тебе лучше, но кто станет спрашивать об этом? Я — не спрошу, как и о том, откуда у тебя привычка уходить сразу, будто здесь тебя могут застать и устроить скандал, — смешно, все уже знают, и ты знаешь, что они знают, но не сбежать не можешь, храбрый защитник, идеальный воин, как же ты боишься открыться. Даже мне, даже сейчас — боишься; а ведь ты знаешь, что я не оттолкну, что я тебе верю.
Поэтому ты причиняешь мне самую сильную боль».
— Эй, — говорит Юури, — ты не понял. Мы… не особенные.
«Мы не обязаны корчить из себя идеал, неподвластный времени. Мы можем просто быть вместе, как сорок тысяч влюбленных до нас и после».
— Нам не нужно ждать вечности, — Юури уже сам не знает, кого убеждает, Конрада или себя, — мы можем жить настоящим. Поэтому, — внезапный рывок приносит свои плоды — Конрад теряет равновесие, — зря ты так торопишься.
Конраду полагается осторожно отбиваться (как-то раз во время боя подушками он, увлекшись, чуть не придушил Юури и потом винил себя так, что, родись он японцем, наверняка попытался бы совершить сэппуку), с изумлением повторяя свое: «Юу-у-ури»; вместо этого он молча обнимает Юури, и да, с ним не страшно умереть, так — не страшно умереть, теперь — не страшно.
Юури знает, что только у него есть оружие против того, чего боится Конрад.
Юури знает, что только Конрад может прогнать его страхи.
Текст 2
Конрад/Юури,
Написано на тему
Юури искренне не видел ничего плохого в том, что в 16 лет у него появилась подружка: симпатичная девушка из класса. Оба не воспринимали друг друга всерьез, оба испытали облегчение, когда начали встречаться – оттого, что теперь с полным правом могли называться нормальными и не чувствовать себя неполноценными от шуток сверстников. При встречах сердца обоих бились ровно – они, скорее, были неплохими друзьями, чем возлюбленными, и если бы сегодня им пришлось расстаться навсегда, они попрощались бы с теплой улыбкой и благодарностью.
Конрад искренне не видел ничего дурного в том, что иногда спит с Йозаком – когда после заданий тот отдыхает в Замке-на-Крови. Они оба не считали это чем-то серьезным, оба нашли периодический секс неплохой идеей сбросить напряжение и получить свою скромную долю радости в их непростых жизнях. При встречах ни у одного из них не кружилась голова и не пело сердце, и если бы тот же Йозак встретил кого-то постоянного, они вновь стали бы «просто друзьями», без всяких дополнительных приятностей.
Ни Юури, ни Конрад не считали себя изменщиками, хотя Вольфрам, даже несмотря на то, что они с Юури не были настоящей парой, бушевал бы, точно ураган, доведись ему узнать о земной подружке, а Шери, узнав о ночных встречах Конрада с Йозаком, немедленно бросилась бы устраивать их свадьбу. Сам Конрад, узнав о подружке, только улыбнулся и попросил как-нибудь принести ее фото, а Юури, из разговора служанок узнав о Йозаке, подловил разведчика в коридоре и, краснея, шепнул «Спасибо. За… ну, за Конрада».
Потому что и держание за руку подружки, и вколачивание в постель Йозака – то, что кто другой посчитал бы безоговорочной изменой – не имело ничего общего с глубокой верностью сердца. Глубокой настолько, что причиняла боль, но была единственной, что имело значение. И Юури, поворачивая голову в кинотеатре, машинально пытался начать фразу с другого имени, а Конрад, забываясь в удовольствии, неслышно выдыхал отнюдь не имя того, с кем делил постель. Возможно, они оба дали слабину, поддавшись соблазну получить хотя бы эрзац того, о чем мечталось – но не так и не с теми, но так было… легче. Легче переносить разлуку, легче не думать о том, что тот, кого любишь по-настоящему, грустит, преодолевает беды и радуется мелким победам где-то далеко-далеко от тебя. И только вера в то, что когда-нибудь будет иначе, помогала им ждать и терпеть – годами, считая немногие дни вместе и мучительно ожидая следующего призываю Юури в Шин-Макоку.
И поэтому неуверенный поцелуй одноклассницы и крепкое объятие Йозака после секса, действительно, были чем-то совершенно неважным.
Текст 3
Юури/Вольфрам,
Написано на тему
Когда Юури в первый раз прицепил к школьному пиджаку брошку в виде крыльев, подаренную Вольфраму, его всего лишь высмеяли за девчачье украшение. Юури морщился и терпел.
Когда Юури пришел с фотографией Вольфрама на заставке телефона, одноклассники ему объявили бойкот, а соседка по ряду демонстративно отсела, бросив на прощание «Педик!». Юури морщился и опять же терпел.
Когда Юури пришел с кольцом на пальце, даже не пытаясь скрывать, что выгравированное имя принадлежит не девушке, его подкараулили после школы и донесли, насколько японская молодежь нетолерантна к секс-меньшинствам. Юури потом морщился с неделю при каждом движении и все-таки, опять же, терпел. Даже в мыслях не допуская возможность снять брошку, сменить фотографию или хотя бы спрятать кольцо в карман.
Потому что хранил верность своему парню, пусть и отсутствующему в его обычной жизни, даже в мелочах.
Текст 4
Шин-О/Дайкендзя,
Написано на арт
Длинные черные волосы, удивленно распахнутые глаза.
— Что ты тут делаешь? — негромким, чуть охрипшим после сна голосом.
— Смотрю на тебя.
— Ты… — попытался встать, нашел рукой чужой плащ, опустился обратно, — отлыниваешь.
Так мягко, что даже на упрек не похоже.
— Ты тоже.
— Мне можно. Я не лидер, за мной не идут… без меня обойдутся.
— Я не обойдусь.
Промолчал. Только взгляд. Неотрывный.
Он мог быть разным, стратег. Иногда — покровительственно-нежным, иногда – смущенным вплоть до лихорадочного румянца.
Каким бы он ни был, на него хотелось смотреть. Подглядывать его сны, подслушивать мысли, встречаться с ним взглядом и видеть в этом взгляде отражения прошедших дней: все уже было, подаренные цветы, зной страсти, похожей на полыхающий посреди зеленого леса яркий тропический цветов, и нежные предутренние объятия.
Все было, но не прошло. Здесь, сейчас — так же. Не проходит. Не изменяется. Это упоительно и в чем-то странно — как болезнь.
И генерал, которого позже назовут Истинным Королем, даже знал, в чем дело.
Это называется «любовь».
Текст 5
Гвендаль/Гюнтер,
Написано на арт
И опять письма, документы, отчеты. Бесконечные. Бесчеловечные. И безмазоковские тоже — обе половины Юури вопят в голос, требуя отдыха. А у Гвендаля и Гюнтера еще хватает терпения о чем-то увлеченно спорить. Ну какая разница, должна быть лишняя завитушка в том договоре или нет, можно подумать, это бедами какими-то грозит…
Дверь в кабинет тихо отворяется. Вольфрам, стоящий за ней, прижимает палец к губам; его жест в точности повторяет обнаружившаяся рядом Грета.
В этот момент Юури рад им больше, чем когда-либо. Стараясь не шуметь, он на цыпочках крадется к двери и выскальзывает из кабинета.
Стоит двери за Юури закрыться, как жаркий спор в кабинете прекращается будто по команде. Гвендаль, прислушиваясь к удаляющимся шагам, удовлетворенно кивает и вроде бы даже улыбается. Потом скользящей поступью приближается к двери и закрывает ее на ключ.
Гюнтер, сообразив, к чему идет, собирается уже прижать руку ко лбу и прочитать Гвендалю лекцию в духе: «мы же не подростки в пубертатный период», но, вот незадача, в некотором смысле Гвендаль именно такой, а если говорить о его пристрастии к вязаным зверям, то еще младше.
Единственный взгляд Гвендаля пресекает наклевывающуюся лекцию в зародыше. Гюнтер невольно пятится, разумеется, тут же наступает на подол своего неуместно длинного одеяния и падает назад, в попытке удержать равновесие беспорядочно размахивая руками.
Но даже сомнительного удовольствия упасть по собственной неосторожности Гвендаль ему не предоставляет. Поддерживает — не как девушку, как оступившегося боевого товарища, и сейчас все будет быстро, не без изысканности, но и не без грубости, какая жалость, что в свое время Гюнтер избегал применять к Гвендалю телесные наказания. Может, тогда ситуаций вроде этой в дальнейшем бы не возникло. Подумать только — в кабинете…
— Только не на столе, — обреченно вздохнув, предупреждает Гюнтер. Гвендаль кивает; эта его внешняя сдержанность — опасный признак, и, хотя винить в трудоголизме, на почве которого Гвендаль уже пятый день не может вылезти из кабинета и добрести до супружеской спальни, можно только его самого, расплачиваться, по обыкновению, придется Гюнтеру.
«И почему я только согласился на этот брак», — мысленно сокрушается Гюнтер.
Впрочем, он очень быстро вспоминает, почему.
Текст 6
Шин-О/Мурата,
Написано на тему
Время от времени Шин-О задавал дурацкие вопросы. Или шутил — не менее идиотским образом.
— Скажи, ты ведь хранишь мне верность? — поинтересовался Шин-О, сидя на парапете.
За четыре тысячи лет эта особенность его характера не претерпела ни малейших изменений.
— Тебя столкнуть? — не оборачиваясь, предложил Мурата.
Шин-О надулся и на время замолчал. К сожалению, надолго его не хватило.
— Тебя окружают потрясающие девушки, а ты, вместо того, чтобы любоваться с ними на звезды, приходишь по ночам на крышу моего храма… Разве это не говорит о том, как прочна наша связь?
— С девушками общаться можно и днем, — пробормотал Мурата, продолжая настраивать телескоп. — Здесь бы они отвлекали…
— Я, значит, тебя не отвлекаю? — подхватился Шин-О.
— К сожалению, я пока не придумал, как от тебя избавиться, — отпарировал Мурата.
— Тогда почему ты приходишь именно в мой храм? Это далеко не самое высокое здание в округе.
— Здесь особенная аура… Слушай, будь другом, помолчи. Ты меня и правда отвлекаешь.
Шин-О послушался, продолжая ерзать на своем парапете. Какое-то время на крыше царила блаженная тишина, и Мурата даже успел позабыть о собеседнике, когда Шин-О напомнил о себе очередным глупым вопросом:
— Тебя радует то, что я остался тебе верен?
— В каком смысле, — проворчал Мурата.
— Ну, я же не перерождался. У меня не было шанса прожить множество других жизней и… встретить… множество других мазоку, — выкрутился Шин-О.
Мурата оторвался от телескопа, повернулся к Шин-О, поправил очки и глубоко вздохнул.
— Тебе никогда не приходило в голову, почему, «повстречав» не такое уж малое количество народу, я опять провожу ночи с тобой?
— Прово… — Шин-О осекся и просиял, распахивая объятия. — Это значит…
— Это значит, — Мурата уклонился от объятий и наставительно поднял палец к небу, — что наука превыше всего. Девушки, может, никуда и не денутся, а вот звезды — очень даже!
— И когда ты откажешься от этого принципа? — промахнувшийся мимо Мураты Шин-О выглядел по-настоящему несчастным.
— Не в этой жизни, — Мурата решительно покачал головой. — Я верен своим принципам.
Голосование продлится до 31 марта, 24:00 по Москве.
@темы: Аниме/Манга, Фандом: Kyou Kara Mao, Голосование
-
-
25.03.2013 в 23:423
-
-
25.03.2013 в 23:572 5 1
3
-
-
26.03.2013 в 00:00-
-
26.03.2013 в 00:13-
-
26.03.2013 в 15:161
-
-
26.03.2013 в 22:14-
-
-
31.03.2013 в 20:093